Традиционно Древняя Греция считается колыбелью научного знания. Однако, другие цивилизации, например, Египет, Вавилон, Месопотамия, Индия, Китай, накопили гигантский производственный опыт. Например, Китайская цивилизация, по мнению английского историка Дж. Нидема, влоть до XV века была впереди Европы по эффективности практического применения знаний. Но науки эти цивилизации все же не породили. Это связано со следующими особенностями упомянутых цивилизаций.
Иным образом обстояли дела в Древней Греции.
Примерами древнегреческого научного знания являются геометрия Евклида, медицина Гиппократа, история Геродота. В греческих трудах познание осуществляется в форме обращения к обоснованию, зачастую знания формулируются в виде теорем «дано--доказать», в то время как для востока характерны рецепты типа «делай так».
Говоря об идеальности числа, Платон отмечал, что в арифметике всякая единица равна всякой единице, а в чувственном мире единиц и равных объектов не найти. Хотя в доказательствах Платон пользовался чертежами, выводы относились к абстрактным фигурам, самим по себе, которые можно видеть только мысленным взором. Цель математики -- воспитание возвышенного строя человеческой души: с понятием числа связана упорядоченность, гармония, мера, идеальность, вечность -- атрибуты прекрасного и благого. Математика в Древней Греции была своего рода теологией.2 Прикладные функции математики оценивались крайне низко.3 К тому же, согласно Аристотелю, математика -- строгая наука о неподвижном (неизменном, идеальном), а физика -- о подвижном. Поэтому математический способ не может применяться для размышления о природе. Требование Аристотеля вело к отказу от любых экспериментов, даже реальных, поскольку они предполагают изучение свойств в искусственно созданных условиях. Всякие технические средства -- попытки обмануть природу. 4 В развитой форме доктрина древнегреческого естествознания (физики) появилась у Аристотеля (он считал это своей главной заслугой). В основе её -- принцип «argumentum ex re»: любые положения, выдвигаемые относительно природы вещей, должны быть соизмеримы с тем, как эти вещи существуют в реальности, чувственно-воспринимаемом контексте. В сочинении «Физика» приведён пример: положение «если телу в пустоте придать импульс, то оно будет двигаться бесконечно» (инерция) не принимается, так как природа не терпит пустоты (есть сопротивление).
Античная наука представляла собой сплав двух тенденций: умозрительная (Пифагор, Платон) и эмпирическая5 (Аристотель). Так как социальных санкций на применение математики к физическому миру не было, теоретический и эмпирический уровни были разобщены.
Для средневековой формы знаний характерна идея креационизма: сотворения мира Богом. Поэтому знание -- теоцентричное. Главное для него -- письменно-фиксированное слово Бога, то есть Библейский текст, Священное Писание. (Платона и Аристотеля тоже читали.) Знание, преимущественно, есть толкование, комментарий к Библейскому тексту. Принцип -- «argumentum ex verbo»: апелляция к слову (Священного Писания).6 Часто говорят о средневековой учёности, а не науке. Она характеризуется следующим.
Средневековое знание, мышление являлось антитетическим (противоречивым, парадоксальным): Бог наделялся атрибутом бесконечности, а человеческий разум считался конечным. Показательно произведение средневекового схоласта Пьера Абеляра «Да и Нет», в котором на 158 вопросов представлены противоречивые цитаты из Книги Откровений и сочинений отцов церкви. Поэтому с 13 века на передний план вышла логика. Опыт астрологии, алхимии и натуральной магии оценивался как промежуточное звено между техническим мастерством и натурфилософией и являлся зародышем экспериментальной науки. С экспериментом связывалось намерение содействовать воле Бога. Так осуществлялся переход к науке Нового Времени.
В Средневековье имели место как умозрительные тенденции, так и эмпирические. Однако вне католической церкви ничто не имело прав на развитие. Поэтому научный статус имела только теология. Первые ростки соединения теории и эмпирики появились в науке эпохи Возрождения.
В Средневековье человек был субъектом наравне с природой. В Новом Времени появилась субъект-объектная дихотомия: человек -- субъект (с латинского, то, что лежит в основании, подлежащее, фундамент), остальное, включая природу, -- объект.
История классической науки начинается с Реформации. Мартин Лютер и Кальвин в 16 веке заявили, что человек может обращаться к Богу непосредственно, освобождая человека из-под тщательного контроля со стороны церковной инстанции, от обязанности строго соблюдать церковное учение. Лютер был согласен с католицизмом в том, что человеческая природа повреждена, однако утверждал, что эта поврежденность носит всеобщий характер. Он считал, что неравенство между людьми происходит «... исключительно из-за людских выдумок и законов». Тем самым протестантизм создал благоприятную атмосферу для контакта ученых и ремесленников, которые до этого считались людьми неблагородных занятий. Свобода, в частности, отсутствие опоры на авторитетов -- одна из характерных черт новоевропейского мышления, науки. Наука превратилась из доктрины в автономный поиск истины. Так, например, для Галилея не было непререкаемых авторитетов, он основывался на личных наблюдениях и экспериментах. Усовершенствованным телескопом он увидел пятна на небесных телах, откуда, сделав вывод об однородности материи во всей Вселенной, он заключил вращение Земли. Это утверждение не принималось его соперниками, учеными, для которых был авторитетом Аристотель, Вселенная которого была иерархизированной (небесные тела состоят из высшей материи, потому вращаются).7 Галилей и Коперник предложили однородную (гомогенную) структуру мироздания, в отличие от иерархизированной средневековой.8
Характерно, что в новоевропейской физике применяется метод отвлечения от несущественного: Галилей требовал абстрагироваться от конкретного чувственно-воспринимаемого контекста; вместо действительного движения описывается логически возможное движение, тела -- идеально гладкие, пространство -- евклидово (концептуализация действительности). Эта черта -- абстрагирование, исключение субъекта и ненужных деталей из описания -- одна из важнейших в научной рациональности Нового Времени.
На передний план в науке выходит квантитатизм -- от латинского «количество». Явления познаются при их переводе на количественный язык; познать -- значит измерить, -- вот тезис классической науки. «Дайте мне протяженность и движение, и я построю вселенную» -- утверждал Декарт. И если средневековая картина мира была органистической: мир рассматривался как организм, нечто естественное, природное, само по себе существующее, то в Новое Время установилась механистическая картина мира (Декарт, Лейбниц,Спиноза): мир сравнивался с механизмом, например, с часами. В соответствии с ней природа (и общество) -- то, что проявляет себя в условиях эксперимента. Задача человека состоит в открытии законов функционирования этого механизма, для этого природу нужно «пытать». Новоевропейское знание -- практико-ориентированное: на первом месте стоит получаемый эффект (Бэкон: «Знание -- сила»). Интересно, что метод «опроса» природы, точнее, «допроса», имеет корни еще в средневековье, в частности, в дознании инквизиции. Именно такой путь получения знаний принимался в науке Нового Времени. Наука эта автономна, обличена в форму эксперимента, развивается на математической основе, имеет механистический характер, работает на языке измерений, ориентирована на практику. Новоевропейская (классическая) наука не претерпевала сильных изменений.
Переход от классического к нeклaccичecкoму естествознанию был подготовлен изменением структур духовного производства в европейской культуре второй половины XIX - начала XX в., кризисом мировоззренческих установок классического рационализма, формированием в различных сферах духовной культуры нового понимания рациональности, когда сознание, постигающее действительность, постоянно наталкивается на ситуации своей погруженности в саму эту действительность, ощущая свою зависимость от социальных обстоятельств, которые во многом определяют установки познания, его ценностные и целевые ориентации. Становление этого периода связано с квантово-релятивистской революцией: квантовая механика -- Бор, Гейзенберг, 20-30 годы 20 века, специальная теория относительности -- Эйнштейн, 1905 год. Переход к релятивистской и квантовой механике связан с увеличением исследуемых скоростей и изучением элементарных частиц. Эти события сопровождались появлением новых мыслительных стратегий.
Если в классической физике идеал объяснения и описания предполагает характеристику объекта«самого по себе» то в квантово-релятивистской физике с необходимостью выдвигается принцип относительности объекта с субъектом: требование фиксации особенностей средств наблюдения, которые взаимодействуют с объектом. Дело в том, что при изучении элементарных частиц возникал парадокс: в зависимости от выбора средств объект вёл себя по-разному (например, электрон -- и частица, и волна), некоторые свойства могли быть присущи объектам не самим по себе, а в сочетании с субъектом. 9 Изменилось и отношение к субъекту познания, который рассматривался уже не как дистанцированный от изучаемого мира, а как находящийся внутри него, детерминированный им. Возникает понимание того обстоятельства, что ответы природы на наши вопросы определяются не только устройством самой природы, но и способом нашей постановки вопросов, который зависит от исторического развития средств и методов познавательной деятельности. На этой основе вырастало новое понимание категорий истины, объективности, факта, теории, объяснения и т.п.
Принцип относительности породил принцип дополнительности (сформулированную Н. Бором). Бор высказал идею, что нужны все свойства предмета, даже противоречивые, они дополняют друг друга. Для полного описания нужно использовать взаимоисключающие (взаимодополняющие) понятия. Главное в принципе относительности -- он разрушил идею о единственности истины, утвердил плюрализм. В естествознании это совершило революцию. Физик Эддингтон выразил ее так: «Мы в состоянии показать, что при помощи некоторой структуры можно объяснить все явления, но не можем доказать, что эта структура единственна».
Еще одна идея классической науки -- не ограниченного уточнения характеристик мира -- была низвергнута неклассической наукой. Вернер Гейзенберг в 1927 году выдвинул принцип неопределённости: (мысленный эксперимент с гамма-микроскопом) нельзя строго и точно измерить одновременно два параметра элементарной частицы -- координаты и импульс; чем точнее один, тем неопределённее другой; так как для того, чтобы увидеть её, нужен хотя бы один квант, а он придаст импульс. Таким образом, имеется ограничение со стороны природы, а не приборов. 10
Итак, неклассическая наука указывает на неустранимое участие субъекта, которое приводит к познанию среза, заданного через призму субъектов. Субъекты включаются в тело научного знания. Имеет место также антропный принцип (от греческого «антропос» -- человек) (Картер): «То, что мы ожидаем наблюдать, должно быть ограничено условиями, необходимыми для нашего существования как наблюдателей». Наример, фундаментальные физические константы именно такие потому, что иначе не было бы нас, их набор эквивалентен существованию человека.
Автор термина «постнеклассическая наука» -- Стёпин. Этот период характеризуется следующими чертами.
Рассматривая развитие научного сознания, нельзя не заинтересоваться тем, как именно происходит это развитие, как сменяются теории. Одним из первых, кто обратил внимание на то, что процесс смены теорий обусловлен не только экспериментальными актами, но и авторитетами, был американский историк науки Т. Кун. Согласно его представлениям, наука как социальный институт руководствуется так называемой парадигмой -- признанными всем сообществом теориями, методами, языком описания. Исследования в рамках парадигмы Кун называет периодом нормальной науки. Цель этого периода состоит в уточнении известных фактов, сбора новых, согласующихся с парадигмой, наведением порядка. Но наряду с этим периодом есть период, связанный с революцией, -- аномальный. В этот период накапливается большое количество аномальных фактов, которые противоречат существующей парадигме. Новая парадигма вступает в борьбу со старой, причем этот спор не может решиться лишь на основе фактов и внутринаучных споров. У. Куайн показал, что вцелом теоретическое знание является «холистским», т.е. можно, модифицируя отдельную его часть, исправить противоречие. Опираясь на его рассуждения, Кун говорил об «ad hoc» гипотезах, которые вводятся ученым для устранения противоречий с существующей парадигмой, причем этот процесс не является ограниченным. Именно так в модели Птолемея для устранения ошибок в измерениях траекторий планет были введены «эпициклы». Таким образом, решающими не являются лишь факты. Многие исследователи, в том числе Фейерабенд и Кун, утверждают, что зачастую решающими становятся социокультурные и мировоззренческие факторы, а также общая обстановка и дух эпохи.
Итак, суммируя вышесказанное, можно подытожить: наука имела «предшественников» в виде практических знаний, правил, алгоритмов, однако начала развиваться на благоприятной почве Древней Греции благодаря политическим и социальным предпосылкам. Во времена Средневековья наука больше была подменена ученостью, важны были авторитеты и цитаты. Радикально ситуация изменилась во времена Реформации, наука Нового Времени ориентирована на практику и эксперимент, свободна от авторитетов, исключает субъект и ценности из рассмотрения. Неклассическая наука с появлением СТО вернула субъект в поле зрения ученого, выдвинув ряд фундаментальных принципов, таких как принцип относительности, допоолнительности и неопределенности. Постнеклассическая наука постулировала тенденции к объединению наук, к междисциплинарным исследованиям, уделяла большое внимание изучению системности, которая проявляется на стыках наук, вернула ценностные вопросы в ряд первостепенных.