О. Шпенглер

Это одна из концепций, относящихся к современным. Этот пункт можно рассказать и в вопросе 37. А про Маркса Веббера и Тойнби - жирно будет. История общества слагается, по О. Шпенглеру, из историй отдельных, совершенно независимых друг от друга культур, каждую из которых отличает свое собственное видение мира, или собственный стиль, сказывающийся на всех сторонах ее жизни. Шпенглер выделяет восемь основных культур (египетская, китайская, индийская, античная, западная и др.) и соответственно восемь великих стилей, каждый из которых подобен живому организму, проходящему путь от неуловимого начала и медленного роста до блистательного мига своего совершенства и последующего быстрого спада и разрушения. «Стили следуют друг за другом подобно волнам и ударам пульса. С личностью отдельных художников, их волей и сознанием, у них нет ничего общего. Напротив, именно стиль и творит самый тип художника. Стиль, как и культура, есть первофеномен в строжайшем гётевском смысле, все равно стиль искусств, религий, мыслей или стиль самой жизни.... В общей исторической картине какой-либо культуры может наличествовать только один стиль - стиль этой культуры». Прасимволом культуры является пространство, или способ протяженности. Из него можно вывести весь язык форм культуры, отличающий ее от всякой другой культуры. Для Античности «протяженный прасимвол» - это близлежащее, точно определенное, замкнутое в себе тело, для западной культуры - бесконечное пространство с глубинным натиском третьего измерения, для арабской - мир-пещера и т. д. Сам прасимвол неосуществим, он пульсирует в чувстве формы каждого человека, каждой общности, стадии, эпохи и диктует им стиль всей совокупности жизненных проявлений. Он кроется в форме государства, в религиозных мифах и культах, в идеалах этики, формах живописи, музыки и поэзии, в основных понятиях всякой науки, но не исчерпывается ими. Следовательно, его нельзя понятийно изложить и в словах, ибо язык и формы познания сами суть производные символы. Ссылка на то, что прасимвол античной души - отдельное материальное тело, а прасимвол западной - чистое, бесконечное, пространство, не является попыткой определения прасимвола, а призвана лишь пробудить ощущение его значимости. Культуры непроницаемы друг для друга: они способны понять одна другую только внешним образом. Каждой из великих культур присущ тайный язык мирочувствования, вполне понятный лишь тому, чья душа принадлежит этой культуре. Например, западная культура представляет числа как не имеющие ни значения, ни величины, ни качеств, а лишь выражающие отношения и становящиеся положительными, отрицательными, большими и малыми единствами только благодаря расстановке; индусам и грекам это совершенно непонятно: для индусов число обозначает некую иллюзорную возможность, для которой само слово «нечто» еще не действительно и лежит по ту сторону бытия и небытия, представляющих собой лишь привходящие свойства; для греков число - безусловная положительная величина. Западное представление о бесконечном пространстве непостижимо для других культур точно так же, как их прасимволы непонятны западной культуре. Когда люди западной культуры говорят о пространстве, они мыслят приблизительно одинаково, так же, как и пользуются одним и тем же языком и словесными знаками, все равно идет ли речь о пространстве математики, физики, живописи или действительности. Однако всякое философствование, которое хочет (и должно) утвердить вместо этого сродства некоторую универсальность понимания, не способно привести к Позитивному результату. Ни один эллин, ни один египтянин, ни один китаец не могли бы адекватно сопережить нечто подобное, и никакое произведение искусства или отвлеченная система не объяснили бы им раз и навсегда, что означает для нас «пространство». С другой стороны, когда мы переводим такие греческие термины, как «начало», «материя», «форма» и т. п., мы делаем лишь вялую попытку проникнуть в тот мир чужих чувств, наиболее утонченные и глубинные слои которого остаются для нас все же немыми. Шпенглер делает необычный шаг и связывает проблему пространства со смертью, а глубину пространства со временем и судьбой. «То, что вступает в сферу протяженного, - пишет он, - вместе с началом получает и конец. Существует какая-то глубинная и рано прочувствованная связь между пространством и смертью». Человек - единственное существо, знакомое со смертью. Он сам является временем и обладает картиной истории. В силу этого он ощущает себя одиноким существом в каком-то чужом, протяженном мире. Становясь взрослым, он узнает свое чудовищное одиночество во вселенной и начинает испытывать «чисто человеческий страх перед смертью, границей в мире света, неподвижным пространством. Здесь берет начало высшее мышление, которое прежде всего есть размышление о смерти». И религия, и познание природы, и философия проистекают из этого пункта. Сущность всякой подлинной, т. е. бессознательной и внутренне необходимой символики, проступает из знания смерти, в котором раскрывается тайна пространства.

Страниц в этом вопросе: 5
[1] - [2] - [3] - [4] - [5] -